- Мастер, — в горле стоял ком. Запоздало нахлынуло ощущения не страха, нет — отвращения. Брезгливости. Ничего не случилось, а ей до жути захотелось вымыться. Оттереть себя до красной кожи, до царапинок от мочалки. Если бы так же можно было оттереть собственную душу… — я виновата и готова понести наказание.

Она встала на одно колено, склонившись. Волновалась? Боялась ли, что он может перейти установленные ими рамки? Нет. Ей было бесконечно стыдно. Ей хотелось бы, чтобы он ею гордился.

Коготь коснулся подбородка, заставляя поднять голову. В ставших привычно-лиловыми глазах не было больше ярости — тихий опасный омут.

- Тебе же было бы хуже, так что ты сама себя наказала. А я не бог, чтобы прощать.

Все-таки разозлился. Что-то заскреблось неприятно в застывшем, замерзшем сердце, расшевеливая его. Заставляя чувствовать себя слишком странно, слишком живой.

- Я бы хотела искупить свою вину, мой Мастер, — губы пересохли, и она их поспешно облизнула, поймав прищуренный взгляд чужих глаз.

От них словно обожгло изнутри. Йаррэ медленно поднялась, не отводя завороженного взгляда от сияющих призрачно-сиреневым цветом глаз. Гардэ должен чувствовать свой Клинок. Гардэ должен его успокаивать. Должен давать ему силы. Она сделала шаг вперед, а потом, неожиданно даже для себя, крепко обняла Мастера, уткнувшись лицом в мягкую ткань верхней накидки плеча. Мгновение. Другое. И чужие руки крепко прижимают её к себе, чужой хвост щекочет спину, обвиваясь вокруг руки, а её окутывает с ног до головы знакомый пьянящий аромат. Моя Смерть. Моя Жизнь.

- Может, все-таки обсудим, что нам теперь делать? — усталый голос ис-ирра заставляет дернуться — но её не пускают.

И выпутываться из этого кокона не хочется. Она в безопасности. И если даже весь мир вокруг рухнет — её не коснется ничья злая рука. Почему в это теперь удалось так легко поверить? Об этом ли пела ей их связь?

- Все просто, — раздался спокойный голос поверх её головы, — трупы мы сейчас уничтожим, а, что касается твоего брата… полагаю, нам он пока нужен живым? — и снова едва заметная издевка в голосе.

- Я не сдержался. Я виноват, — с зубовным скрежетом неохотное. Как же не любят мужчины признавать свои промахи.

- Ты не подумал. Но сейчас твоей вины в этом нет, мальчик-нэкро, — спокойный и неожиданный ответ.

- Вот как?

- На твоем месте любой из нас бы забылся. Но тебе потребуется много времени и много терпения, — косой взгляд в сторону Тайлы.

- Главное, чтобы это время у меня было.

- Будет, — и так он это сказал, что Йаррэ разом поверила — все продумано, — а теперь идите-ка все втроём и погуляйте до вечера. Мы с Йером займемся уборкой. Твой братец — умная тварь, Сайнар, мне надо будет очень постараться, чтобы он никогда не вспомнил о том, что сегодня произошло. И о своих мертвых дружках — в том числе.

- Идите, — подтвердил второй алькон, бережно отстраняя Тайлу от себя и передавая в руки Яре. — Пока вам не стоит здесь оставаться.

Что ж… в конце концов, она уже столько времени здесь, а столицу иррейна все ещё не видела! Новая жизнь научила не зацикливаться на одном и том же. Прошло — и ладно. Жива — уже достижение. А уж внеплановая прогулка — и вовсе чудо.

- Пойдем, — слабо усмехнулась, потянув новоприобретенных знакомых за собой.

Остаток дня обещал быть интересным.

Узкие переулки столичного города, выложенные небольшими, специально не обточенными темными, с алыми прожилками, камнями. Зеленые, искристо-изумрудные деревья, высаженные вдоль улиц, небольшие скамеечки, на которых обнимались парочки, прячась в жаркие солнечные дни. Яркие сверкающие шпили дворцов и государственных зданий. Сверкающие брызги воды, переливающиеся тяжелыми ожерельями в фонтанах. Они как раз прошли мимо одного из них — небольшого фонтана, стоящего, отчего-то вдалеке от основных оживлённых улиц, в тени нежно-сиреневых листьев цветущих авойя.

Фигура, изображенная на фонтане, из рук которой лилась вода… от неё было невозможно оторвать глаз. Мальчик. Подросток в искусно вырезанной в камне богатой тунике и тонком обруче, на лбу. Развевались короткие светлые волосы на невидимом ветру, сверкала в руках темная сфера, которую он протягивал людям. Брызги воды попадали на широко распахнутые глаза, и, казалось, что он плачет. Смотрит на тех, кто равнодушно проходит мимо веками, и не может сдержать слез. В этих каменных глазах читалась вся тоска и боль мира, угасшая ярость и тлеющий пепел чужой души. Она смотрела в них — и не могла насмотреться. И, казалось, что звенит где-то неподалеку серебристый голос, смеется и плачет, и поет — поет свою песню.

- Кто это? — прошептала, с трудом выдираясь из наваждения.

Сайнар лишь недоуменно покачал головой, смотря с искренним любопытством. Похоже, молодому ис-ирру не часто выпадало выбраться из дворца. А вот Тайла поклонилась низко-низко, что-то тихо шепча на древнем языке — в глазах альконы блестели слезы.

- Это… faerto… то есть, — мотнула головой, кусая губы, — божественное дитя.

- Сын бога?

- Сын Смерти, — мягкая, грустная улыбка.

- Ваш… родоначальник?

- Да, можно и так сказать.

- Но почему он мальчик? И откуда эта статуя здесь, в моем городе? — ис-ирр подошел, внимательно вглядываясь в каменные черты чуждого лица.

- По легенде Феарен и был таким — вечным и могущественным ребенком. То его истинное обличье, хотя он мог быть и молодым юношей, и умудренным сединами старцем, — алькона трепетно коснулась сферы, из которой текла вода, не боясь замочить платье.

Вдалеке, на главных улицах, слышался гул толпы, смех, выкрики торговцев. А здесь было тихо.

- А, что касается города… когда-то это были территории альконов, — заметила довольно резко. Нет, эту девочку не сломать так просто. Девочка… старше её во много раз, и совсем не так проста и беззащитна, как кажется, — мортэли Феарен был великим и милосердным правителем, но он более не мог жить среди смертных — и ушел в чертоги богов, к своей Матери.

- Матери или Отцу?

- Госпожа родила его, как простая смертная. Говорят, Смерть очень любила своего избранника, но другие боги не позволили Ей сделать его бессмертным.

Да, жизнь жестока. Не зря пошла это поговорка… Жизнь. Если есть Смерть, есть ли и богиня Жизнь? Сущность? Но она не стала задавать этот вопрос сейчас — как будто что-то остановило.

- А он… Феарен… не пытался вам помочь? Своим потомкам?

- Нам, — мягко поправила Тайла. Тонкие бледные руки девушки невесомо погладили растрепанные кудри статуи — и вдруг по ним пробежали синие искры энергии, впитываясь под кожу, вызывая на тонких губах почти светлую улыбку.

Йаррэ еле успела её подхватить.

- Он помогает, — раздвинула губы Тайла, — как может. Как сейчас. Дает энергию и силы, снимает боль и усталость, дает возможность бороться с отчаяньем тогда, когда сил уже не остается.

Ис-ирр Сайнар, кажется, скрипнул зубами. Было странно видеть этот дикий, болезненно-голодный взгляд на лице его личины — обычного смуглого городского парня.

- Иди, — вдруг прошептала алькона, все ещё опираясь на руку Яры, — коснись его, сын иррий. Он ждет и тебя тоже.

Нелегко ему разрываться. Мужчина вздрогнул — и неохотно шагнул вперед. Гордый, не хочет кланяться.

Он сделал несколько шагов к статуе, вглядываясь в неё недоверчиво, на осунувшемся лице наследника не угадывалось чувств — все же воспитание не исчезает вмиг. Пальцы дрогнули, замерев у руки статуи, рука качнулась в нерешительности, а потом он, словно устыдившись собственных чувств, чуть сжал тонкие пальцы каменного юноши. Брызнули в разные стороны искры, и одуряюще запахло цветами — лилиями, что раскрываются в жаркий летний день. Пронесся по воздуху невесомый смех, качнул ветви деревьев ветерок. Отчего-то хотелось заплакать — словно в воздухе плыла мелодия без нот. Она была полна неизбывной печали и жаркой надежды, тоски и гнева, тепла и нежности, призыва и гордости.