— Я задумал все это давно, — бледное узкое лицо с кровавыми разводами появилось в поле зрения.

Кинъярэ Амондо выглядел уже значительно бодрее.

— Понимаешь ли, наш враг был слишком хитер и неуловим. Долгие сотни лет я не мог даже напасть на его след, а ведь был так близко, — драконьи глаза горели злым пламенем. Единственное, что я понял — к моей особе он испытывает весьма трепетные чувства. Кто я такой, чтобы отказывать в столь страстном стремлении, — недобрый оскал, — ловля на живца казалась мне разумным решением, но следовало подстраховаться. У нас особые отношения со Смертью, как ты понимаешь…

Алькон присел рядом с ним, но смотрел в лицо прикрывшему глаза Азгару, словно говорил и для него тоже, что-то осторожно делая.

— Я могу умереть по собственной воле — и вернуться назад, но лишь тогда, когда меня держит якорь, что крепче любых цепей, — вдруг искаженное лицо озарила почти светлая, почти безмятежная улыбка. — Моя ataly… она держала меня крепче любых цепей в небытии, а Матери хватило сил затворить свои врата, не пуская меня. И, когда пришел час, мой дух вернулся обратно в тело. Йер же начертил для меня мишень, взывая к чувству мести…

- То есть он?..

— Да, не просто так устраивал здесь ритуальные танцы. А вполне с определенной целью.

Хлюп. Хруст чьих-то гостей и негромкое:

— Все, я его вытащил, а рану пока заморозил, но клинок дрянной, шансов маловато. Тащи тело на алтарь.

— А отец… ирр?..

— Какое же ты ещё дитя… — на лице старшего алькона — горечь, смешанная с усталостью и беззлобной насмешкой.

Тяжелая ладонь ложится на лоб, тело Азгара сдвигают с него в сторону.

— Ты хорошо помог нам, Сайнар, а теперь — спи.

И наваливается мягкая тьма, укрывая со всех сторон.

В темной комнате мгновение стоит вязкая тишина. Только обмякшее тело преступника с тихим шелестом ложится на древний камень.

Где-то вдалеке слышится раскат грома и сухой треск молнии. Иногда для того, чтобы принять важное решение, хватает нескольких мгновений. Или два удара сердца. Мужчина склонился над тяжело дышащим ирром. Вспыхнули три вертикальных зрачка, налились лиловым светом глаза.

— Не ожидал от тебя.

Раненный скривил рот. Тонкой струйкой потекла кровь.

— Тебе осталось недолго, я чувствую, да и ты сам понимаешь. Но ты спас не только сына, Азгар — наше будущее. Этим ты искупил свое предательство. Да, — взгляд на алтарь — мне ли не знать силу родной крови… своему брату, тем более — старшему, ты не повиноваться просто не мог, а он неплохо тебя окрутил, играя на чувстве зависти и неприязни к нам, не так ли?

Глаза в глаза.

«Все так, — сухо шевелятся губы, — «добей уже, Киннэ, — он не видит, как вздрагивает алькон от старого прозвища, как хмурится, потирая ложбинку между бровями. — Все, что я хочу — покоя, даже если я его и не заслужил».

— Покоя?

Бледное лицо Кинъярэ напоминает невыразительную маску. Мужчина чуть качает головой, склоняясь ближе к умирающему.

— Нет, Азгар, покоя ты не заслужил. Хочешь сбежать на тот свет от всех проблем, бросив нас разгребать все то дерьмо, которое ты создал собственными руками? Боюсь, не выйдет. Руки! Йер!

Недовольно шипя, младший алькон, бья хвостом по ногам, спускается с возвышения у алтаря, хватая руки Азгара и фиксируя их на весу.

— А решением Владыки, помнится, вы были недовольны… Смерть не примет его!

— Не рычи, Йер, — отрезал жестко, — это только мое решение и оно не подлежит обсуждению. В тебе говорит твое безумие.

Разноцветные глаза бешено сверкнули, но мужчина промолчал. Осторожно провел когтями вдоль тонких синеватых прожилок-вен, вскрывая их одним ударом.

— Свою кровь не дам.

— И не нужно, кровь, отданная с ненавистью, его добьет.

— Как вы можете!..

Фиалковые глаза зло сощурились. Тварь напружинилась, готовая кинуться даже на своего, буде помешает тому, что он задумал. Драконы Смерти — большие собственники, настолько, что даже сама Смерть с трудом может вырвать из их когтей желанную добычу. Повезет тому, кто попадает в поле их интереса — он будет жить до тех пор, пока этот интерес не пропадет, а, возможно, даже после. Вот только… иногда от такого внимания хочется скорее сдохнуть. Увы. У бывшего ирра такой возможности не было. Он лишь глухо застонал, сверкнув бешеным взглядом из-под ресниц.

Кинъярэ резко выкинул правую руку вперед, сжимая горло Младшего.

— Мне перечиш-шь? — вертикальные щели зрачков пылали от переполнявшей его силы, пробежала по скулам черная чешуя, показывая степень чужой ярости.

— Нет-рррр-фрррр, — отозвались недовольно.

Йер поджал хвост, склоняя голову, дернул покорно кисточкой, опуская глаза, признавая волю сильнейшего.

— А ты, Аз, даже не думай от меня сбежать.

Длинный коготь вскрыл собственную вену легко. Тягуче-темная, до синевы, кровь алькона медленно заливала чужие запястья.

«От тебя сбежишь, как же, — невеселый смешок, — я ведь могу не пережить… оборота…»

— Придется пережить, — жесткая улыбка, — это твой последний шанс не только сойтись с сыном, но и помочь нам вернуть все, что ты со своим братцем отнял.

«Ты… принесешь его душу… в жертву?» — на миг показалось, что во внутреннем голосе ирра звучит боль, да он и звучал еле-еле.

— Да. От его личности все равно уже давно ничего не осталось.

Темная кровь смешалась с бледно-алой человеческой, вздуваясь пузырьками, зашипела, проникая в чужое тело и сама запечатала вены.

Тяжелая ладонь легла на грудь, укладывая Азгара на пол.

— Пусть Смерть услышит тебя, Аз. Я не прощаю тебя, но даю тебе шанс.

Дрогнули ресницы, закрылись стальные глаза. Пальцы ирра на миг сжали чужую руку, словно давая безмолвное обещание.

«Я бы сделал то же самое и для тебя, Киннэ… защитил бы… любой… ценой…»

Померещились ли эти слова или и вправду были?

Собственные раны уже исчезли, как ни бывало, но усталость нестерпимо навалилась.

— Йер, рисуй воронку Врат. Будем приносить Матери и Отцу их любимую жертву, они долго ждали.

Пора. Да и души тех, кто погиб по вине безумного мерзавца, наконец обретут покой.

Подумать только — одна ошибка его собственного отца. Жалость и милосердие, погубившие миллионы жизней. Не исцели Повелитель Каринъярэ брата-близнеца Азгара, больного неизлечимой, неизвестной заразой, не поделись с ним собственной кровью — и ничего бы этого не было!

Кулак впечатался в стену, боль отрезвила. Глупо упрекать Владыку, да и ничего уже не изменить. Зато… пальцы погладили узор на теле. Скоро он вернется к своей Гардэ, к своей атали. Ещё столько всего предстоит сделать…

Глава 20. Передышка

Риаррэ стояла, запрокинув голову, и смотрела на бледнеющее небо. Гроза закончилась, разошлись тучи, отдавая небеса на откуп бледно-золотистому солнечному цвету. Три солнца уже выкатились на горизонт, мягко освещая все вокруг.

Новый день унес старые тревоги, привнося взамен что-то новое, светлое, с искристым привкусом возможного счастья. На душе было спокойно — словно и не было ночной тревоги да внутренней трясучки. Она не любила оставаться одна надолго, но сейчас это было просто необходимо, хотя… нет, опять не одна!

Черная морда гончей ткнулась в ногу, заставляя фыркнуть, почесывая млеющую зверюгу за ушами.

— Ттмара, ты с айтири своим поругалась? Чего ж опять на четырех ногах бегаешь?

В ответ на неё тоже фыркнули, что-то рыкнули, ткнувшись лбом в живот — все же здоровенная зверюга!

— Гадство пушистое, — ласковое, — как думаешь, он скоро вернется?

Наверное, надо было думать о том, что их ждет — о ещё не собранном Круге, о том, как взвоют сейчас соседние иррейны, что предпримут айтири… Как переловить всех тех, кто эти годы травил и унижал альконов — да кто только ведь этого не делал! О том, что Сайнар, кажется, останется все-таки без Гардэ, потому что, когда на женщину смотрят так, как на Тайлу смотрел мортэ Кей — становится ясно, что он никому её не отдаст. Даже если они оба это смутно пока ещё осознают. О том, что Иаррин и Феарен не смогут ждать вечно освобождения, что близнецы Смерть могут принести этому миру не только равновесие, но… но думать не хотелось.