Глаза предательски защипало, даже нос зачесался — все от переизбытка чувств. Она ведь не сделала ничего особенного. Да, конечно подобное отношение почетно, ввести девушек в круг правящей элиты наравне с Высшими альконами, но это работа… много нудной, тяжелой и порой даже весьма опасной работы — и над собой, и над другими.
— Ты не понимаешь пока, какой это дар для нас, — тихо сказала Ттмара, просто крепко её обнимая. Тайлу они поднимали уже вместе, сбиваясь в одну стайку растроганных девиц, которая, впрочем, быстро распалась на три части.
— Тогда я вдвойне рада, что угадала с даром для вас, — улыбнулась.
Пальцы коснулись свадебного браслета, поглаживая проявившуюся брачную роспись. Думала ли она сама, что из запуганной, озлобленной до истеричности девчонки, вырастит в дракона и правительницу? Что обретет свое счастье — жестокое, своенравное, коварное, заботливое — и бесконечно, беззаветно любимое?
Огромный тронный зал встречал их блеском огней, сияющими блестящими витражами, знакомой теплотой родного Города, который тоже неустанно радовался происходящему, и, конечно, целой беловолосой ордой альконов. Два больших трона с черно-серебристой обивкой и с инкрустированными в изголовье двумя драгоценными темно-фиолетовыми камнями, в которых пульсировала магия, притягивали взгляд также, как и три трона чуть поменьше, стоящие немного поодаль. Возле них уже стояли Кариньяр, Гирьен и донельзя смущенная Истра, прячущая взгляд и явно до сих пор чувствующая себя неуютно среди высокородных, как она уважительно называла всех альконов. Оставалось надеяться, что с этим недостатком возлюбленной Гирьен либо смириться (что вряд ли, зная его натуру), либо попытается её перевоспитать (чем, судя по всему, он и занимается).
Нет, им не нужно было идти по ковровой дорожке через весь зал, о чем она когда-то читала в далеком детстве в фантастических романах. Они втроем вышли прямо из-за тронов, встав у левого, тогда как правый был предназначен для будущего Повелителя.
Она не сразу обратила внимание на то, что в зале мгновенно воцарилась тишина — словно прочитали заклятье молчания.
Кинъярэ возник рядом спустя удар сердце, шагнув к тронам прямо из воронки серебристых искр. Черно-белые одежды, длинная подвеска на ухе, раскосые глаза блестят особенно ярко, а от самой фигуры буквально волнами расходится сила, заставляя склониться перед её обладателем.
Сердце забилось заполошно в горле, когда лиловые глаза обласкали с ног до головы, закутывая в теплый безопасный кокон. И — неслыханное для альконов дело — он склонился при всех, касаясь губами кончиков её пальцев на правой руке, а шаловливый язык в это время лизнул внутреннюю сторону запястья, заставляя участиться дыхание. Резко отшагнув назад, она натолкнулась на искрящийся весельем взгляд Кариньяра, который, впрочем, через мгновенье тоже налился сверкающей мощной силой, притягивая внимание. Бывший Владыка смотрел жадно, внимательно, словно что-то приказывая этим взглядом своей спутнице — и Ттмара не отводила от него взгляд, кажется, забывая, где они находятся, пока Тайла не пихнула её локтем.
Уголки губ Кина задрожали от скрываемой улыбки.
Медленно, очень медленно алькон подошел к краю возвышения, на котором они стояли, поворачиваясь лицом к морю подданных внизу. На миг сердце екнуло, заныло протяжно от волнения, тут же восстанавливая свой ритм.
— Рад приветствовать вас всех, мои братья и сестры по магии и духу в этот великий день! — лицо Кинъярэ словно осветилось изнутри, глубокий голос налился силой, гипнотизируя, заставляя вслушиваться в каждое сказанное слово. — Я не буду утруждать вас длинными речами… в них нет смысла. Хочу сказать лишь одно — наше рабство окончено и никогда больше не повторится! Мы позаботимся о том, чтобы никто из наших родичей не остался неотмщенным. Чтобы все живые смогли жить дальше без памяти о перенесенной боли. Чтобы наши женщины научились улыбаться, — он поклонился замершим посредине толпы немногочисленным (по меркам прежнего количества) альконам. Я обещаю вам, мой народ, — больше никто не посмеет вас тронуть! Карающий готов встать на нашу защиту, ибо равновесие уже было нарушено! Больше ни алайтри-айтири, ни людские маги не получат ни власти, ни воли над нами!
Голос взывал к самым потаенным мечтам, успокаивал, убаюкивал, давал возможность укутаться в себя, отбрасывая все страхи. Голос имел такую неизъяснимую власть, что альконы слушали его, как заворожённые. И только те, кто входил в Совет, понимающе улыбались. Первый алькон мягко показывал свою силу и власть, утверждая сразу же незыблемые позиции, успокаивая непокорных.
— Я хотел бы попросить прощения за свой род перед всеми вами, — голос упал до шепота. Мужчина поклонился — низко, до пола, смотря прямо и внимательно, — за то, что мы вообще допустили эту позорную капитуляцию. За то, что не смогли предусмотреть. И я хочу поблагодарить тех, без кого бы не было нашей нынешней победы…
Сердце застучало, разгоняя кровь, вспыхнули щеки. Рядом чему-то усмехнулся, склонив голову, Кейнарэ.
— Я хочу поблагодарить вначале тех, кто — по тем или иным причинам — сейчас не присутствует в этом зале. Их награда найдет их позже. Это Сайнарэ Ольдеор — и я благодарен за то, что он нашел в себе смелость принять нашу сторону и победить нашего проклятого врага. Это Азгар Ольдеор — он был предателем, был врагом, оступившимся и таким же преданным собственным народом, но нашел в себе силы не отвернуться от нас, рискнув своей жизнью в последнем бою, — надо же, он не забыл об Азгаре… Все же Кин бывает удивительно честным — особенно, когда ему это выгодно… — Это Дьергрэ Дальран, который поддерживал меня и помогал мне долгие годы, и в чьей преданности я никогда бы не усомнился. Без него не было бы многих и многих из нас.
— Это Кейнарэ Наэглит, мой друг и первый Советник…
Кейнар сделал шаг вперед, собираясь поклониться, но Кинъярэ не дал — два шага — и он крепко обнимает ошарашенного друга перед всеми.
— За твой неоценимый вклад в победу и верность своему долгу и нашему народу, я, Шэннэ Кинъярэ Амондо, отдаю под руку твою земли восточнее столицы вплоть до границ скальных и возвращаю все титулы и регалии, мортэ Востока. Будь мудр, Первый Советник!
Глаза в глаза. Борьба? Признание? Но, когда Кейнар шагнул назад, он улыбался — легко и светло. Впрочем, стать одним из Четырех наместников — великая честь.
Кинъярэ говорил долго — он не забыл никого из тех, кто помогал им в последние месяцы — ни Гирьена и Истру, ни других Высших, ни отца и Ттмару, ни Тайлу и даже помогавших им айтири…
— И, наконец, последняя — кого я хочу поблагодарить — но не последняя по значимости… — мужчина обернулся к ней, и в этот момент не было на свете ничего прекраснее разгоравшегося в лилово-темных глазах пламени, — моя супруга, моя Гардэ и моя душа — та, без кого не было бы уже ни меня, ни моего брата и отца. Та, кто не побоялась подарить мне свое сердце и отдать свою преданность — Риаррэ Лайгрэ Амондо из рода Истиль.
Она шагнула вперед — и была подхвачена сильными мужскими руками. Ладонь в ладони — тонет, как и она в его глазах, и больше нет ни зала, ни других альконов, тает волнение, оставляя лишь всепоглощающую нежность к этому невероятному мужчине, её дракону, её мужу.
Как сквозь пелену она слышит негромкие слова:
— У меня нет награды, достойной такой души, но я вверяю тебе свою жизнь и смерть, — слаженный вздох удивления в зале, — ты станешь Повелительницей альконов и встанешь рядом со мной. Ты защитишь мою спину…
Он сплетает их руки — и брачные узоры проявляются, вспыхивая магическим пламенем.
— Я люблю тебя, — Йаррэ шепчет, судорожно сглатывая, — я люблю тебя больше жизни, сильнее смерти! Я клянусь всегда защищать твою спину и покой нашей страны!
Вокруг бушует магия — чистая, первородная.
Она видит венец в его руке — тонкий ободок, выполненный в виде переплетенных лилий.
— Возьми его и надень на себя сама. Так же сделаю и я. Это знак того, что мы осознаем ту ответственность, которую сами на себя возлагаем.